Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Д-д-да.
Во мгновение ока они оказываются у подножия массивного глиняного карьера, ограждённого тощим смешанным лесом и спящей заледеневшей рекой, над которой нависает угрюмое небо. Зловеще сгущается темень.
Земля и камни покрыты слоем снега, под которым не угадывается даже тропинки. Глория меж тем уверенной трусцой устремляется вперед, оставляя отпечатки лап и выпуская изо рта клубы пара – этакий маленький, неутомимый паровозик. Соня, утонув ладонями в карманах, едва поспевает за шустрой кошкодевой, оставляя следы босых ног, – сама обуться не догадалась. Глория, по всей вероятности, прекрасно знает дорогу – бежит без остановок, – и эта мысль греет не меньше тёплого, уместного как никогда балахона.
Могла ли Соня знать, что в будущем окажется здесь, и не раз? Навряд ли. Она не запоминает дорогу и не смотрит по сторонам, а хватается взглядом за бодро танцующую впереди белую кисточку кошкодевичьего хвоста.
Глор сворачивает влево, шустро преодолевает крутизну склона, протискиваясь между чёрными, стоящими частоколом камнями, и останавливается:
– Пришли.
Дальше находится ущелье, вход в которое завален огромным треснутым валуном, обе половины которого расползлись по сторонам, точно раздвинутые гигантом, – сверху свисают проводами, цепляясь друг за друга, длинные корни деревьев.
Здесь морозный ветер дует с турбулентными завихрениями, и Соня кутается в балахон, поджимая поочерёдно ноги.
– Идём, – говорит Глор.
За краем треснутого валуна в пологой стене обнаруживается чёрная полукруглая дыра, уходящая вглубь пещеры. Изнутри веет тёплой сыростью. Белая кисточка продолжает мелькать в темноте, но уже неуверенно, рывками. Растопорщив усы и выпучив глаза, Глория тревожно шепчет:
– Она почти ослепла там. Слышишь – пыхтит? Учуяла нас! – и так резко тормозит, что Соня запинается об неё.
– Звучит прям заманчиво!
В тот же миг из широкой щели, уходящей в глухую, непроглядную тьму, раздаётся утробный вой, от которого земля под ногами дёргается, а на голову осыпаются мелкие камешки:
– У-У-У-У-У!
Соня вздрагивает, – кожа покрывается мурашками, и волоски на всём теле встают дыбом. Она суетливо щупает темноту и дотрагивается до стены – склизкой до омерзения.
Повторный рык резонирует эхом, пробирает до костей, и земля дрожит, словно осиновый лист на ураганном ветру.
– У-У-У-У-У!
Глор нервно дёргает хвостом и, шмыгнув сопливым от холода носом, гнусаво бубнит:
– Значит так, детка… Дракон внутри, на нём стальной ошейник, и он прикован цепью. Ключ?
Соня торопливо шарит в кармане:
– Здесь.
– Держи его в руке.
– Глория… А что, если он меня сожрёт? – зубы выбивают нервную дрожь.
– Сожрёт, сожрёт, не сомневайся! – «утешает» та. – Он сейчас очень истощал.
– Что? О, господи, нет… И кто его заковал? – спрашивает Соня, озираясь по сторонам – контуры стен неразличимы – и с трудом подавив в себе желание немедленно бежать отсюда.
Ей делается не по себе: в первый раз она видит, чтобы кошкодева чего-то боялась и так серьёзно. Та меж тем плюхается на зад и отвечает предельно просто:
– Твой страх.
– Что-о-о? – Соня округляет глаза. – Глор, это значит, что он меня точно сожрёт! Мне сейчас очень и очень страшно!
– А мне что, весело? – Глория ёжится, время от времени поглядывая вглубь пещеры. – Тебе придётся быть смелой.
– Я не могу! – Соня пятится, натыкается пяткой на острый камень, чуть не падает. – Я боюсь этих… Как там их… Драконов!
Глор закатывает глаза и шевелит губами, беззвучно зачитывая молитву своим кошкодевичьим богам. Затем выдаёт:
– Не очкуй! Храбрых он не ест.
– Я не храбрая! – Соня садится на корточки и трёт ладонями закоченевшие пальцы ног. – Я не могу… – и, жалобно: – Глор, я, правда, не могу!
– Всё ты можешь! Быть храброй – это не значит не бояться. Это значит – бояться, но всё равно идти, ясно? – шерсть на её загривке встаёт дыбом: – Тебе нужно обнять его, и тогда есть шанс остаться живой. И про ключ не забудь.
– Обнять Дракона? Как это возможно?
– Руками и молча, как очевидно, – Глория приподнимает переднюю лапу, в сумраке изучающе смотрит на мякиши и шевелит пальцами, будто разминаясь перед игрой на фортепьяно.
– А ключ зачем? – спрашивает Соня скорее в надежде оттянуть решающий момент, а не чтобы уточнить детали.
– Это ключ к его свободе, – Глория подбирает слова, жуёт их во рту, мусолит и жамкает, рассуждая сама с собой: – Да и твоей тоже, – осознаёт, что объясняет непонятно. – Короче! Там на ошейнике замочная скважина. Освободи его, детка, – и, сама себе: – Надеюсь, что ключ подойдёт.
– Инструкция – так себе, – едва не плачет Соня. – Тебе так не кажется? И перестань называть меня деткой!
– Как жаль-то… Сожрёт ведь, – рассуждает Глор вполголоса, но затем ненароком вспоминает, что Соня пока ещё рядом, и проглатывает пару самых страдальческих соболезнований.
– А можно я не пойду? – топчется на месте та, стискивая ключ непослушными пальцами.
– Я буду рядом, – и Глория, кивнув, с усилием толкает её лапами в черноту пещеры. – Давай, дуй уже, а то мне холодно!
Соня, дрожа, делает шаг вперёд, и тут же из глубины раздаётся утробный вой, потрясающий воздух и землю до самых недр. Соня столбенеет, чертовски не желая умирать так нелепо, – изнутри этой жуткой дыры веет смрадом и запахом смерти. По телу бегут мурашки, волосы на затылке шевелятся, сердце обливается кипятком, и на прямых ногах Соня делает ещё шаг, ощупывая влажную от конденсата стену дрожащими пальцами. Темно – хоть глаз выколи.
– Я ни черта не вижу! – шепчет она, оступаясь и хромая.
– Зато я вижу. Шагай, – слышится ни разу не утешительный голос Глор. – Он тут рядом.
– Рядом? – эхом скулит Соня, вцепившись в ключ. Протяжное завывание раздаётся так близко, что она в панике оседает, больно стукнувшись коленом о торчащий камень: – Он м-м-меня учуял!
Страх расползается чёрной субстанцией, сгущая и без того непроглядную тьму.
– Ну да, – нервно подтверждает Глория то, чего слышать бы не хотелось. – От тебя ж разит адреналином! – и она предвосхищает её главное желание суровым приказом: – Бежать не вздумай.
Давясь воздухом, Соня протягивает руку вперёд и натыкается на странную текстурную поверхность, от прикосновения к которой её насквозь пронизывает первобытным ужасом. И не успевает она осознать, что происходит, как прямо перед лицом открывается огромный, светящийся янтарным жёлтым глаз, круглый зрачок которого чуть сужается, наводя фокус на невиданного гостя, ароматно пахнущего страхом.
– Привет, – брякает Соня осипшим голосом.
В темноте что-то начинает светиться алым, – так остывающие в костре угольки разгораются и сливаются воедино от свежего ветра. Цвет становится ярче, и вскоре взору предстаёт огненный, пылающий изнутри, но тощий до безобразия Дракон. Его шея закована в ржавый ошейник, от которого к стене тянется массивная цепь.
– Ни с места, – предупредительно цедит Глория сквозь зубы, и очень кстати: Дракон разевает пасть и с громогласным рыком делает резкий выпад в их сторону.
Соню обдаёт горячей волной. Дважды, пугающе Дракон клацает зубами у её лица, но она остаётся стоять, – просто потому, что ноги враз отказали.
– Ви-и-ида-а-а… – пищит Соня и зажмуривается.
Запах страха так ярко щекочет ноздри, и ящер со свистом вдыхает и выдыхает столь ароматный воздух, дегустируя его перед началом трапезы. Изо рта тонкой струйкой бежит слюна. Сейчас он откусит ей голову, и всё будет кончено. Но тут с Соней происходит странное, – ледяная волна паники сменяется отупением. Время становится структурированным, – только и слышно, как где-то в глубине пещеры отмеряют секунды капли, падающие с потолка. Очень медленно Соня открывает глаза и обнаруживает драконью морду по-прежнему прямо перед собой, – она равномерно светится изнутри, словно ночной светильник с гранатовым абажуром.
– Обнима-а-ай, – сдавленно суфлирует Глория.
Соня, глядя Дракону в глаза, медленно тянет руку и прикасается к его морде, покрытой гладкими, точно лакированными роговыми щитками и крючковатыми выступами. Тот хрюкает, слегка дёргается и приседает, продолжая смотреть в упор.
– Видочка… Хоро-о-ошая де-е-евочка, – дрожащей рукой Соня, едва касаясь, гладит Дракона по морде, и тот сопит, изучающе разглядывая столь непривычную пищу. – Проголода-а-алась, – невпопад продолжает жалеть она. – Отоща-а-ала…
– Обнимай! –